Часть первая: Как убивали Распутина

Совсем другие запахи, чем в нашу эпоху. Угольный дым от котельных и дым дровяной – в городе много печей и каминов. Конский навоз. От кухмистерских для народца попроще тянет ароматом шкварок и щей.

Возле старейшего городского кафе-ресторана «Доминик», появившегося еще в 1841 году (вообразите, 76 лет назад!) в доме за нумером 24, мы обоняем запах кофия, выпечки и дорогого табака из Нового Света – это заведение для чистой публики. Приглушенно звучит французская легкая музыка.

Вроде бы тишина, постновогоднее благорастворение и расслабленность. Но не стоит забывать, что Российская империя находится в состоянии войны, а положение в самом государстве крайне напряженное.

Перед отправкой в январь 1917 года мы не забыли заглянуть в нумизматический салон и приобрести несколько дореволюционных монет, а с ними «синеньких» и «красненьких» банкнот - ассигнаций достоинством в 5 и 10 рублей Этого должно хватить с избытком.

Пролистаем прессу. На первых полосах сплошной официоз: именные указы Николая II о новых назначениях для Государственного Совета и Правительствующего Сената, награды и пожалования.

Особо отметим назначение князя Н.Д. Голицына председателем совета министров – последнего премьера Российской империи.

Тревожный сигнал – главой правительства огромного государства становится человек «бессильный» и «неподготовленный». Но таково было требование императрицы Александры Федоровны; Николай, разумеется, уступил супруге...

Что еще интересного? Император не на фронте, а в Царском Селе: всемилостивейше изволит принимать поздравления от беззаветно преданных (пока еще) подданных и заграничных посланников. В числе присутствующих председатель Государственной думы М. В. Родзянко: меньше чем через полтора месяца он будет вести с обожаемым государем телеграфные переговоры об отречении.

Но пока ничто не предвещает скорой катастрофы, и «Правительственный вестник» благочинно заканчивает заметку о приеме: «Его императорскому величеству имели честь быть представленными дипломаты. Их было много. Три часа Большой Царскосельский дворец блестел от мундиров и орденов».

На этом радужно-оптимистичные новости и заканчиваются. О настроениях в обществе можно судить по редакционной статье крайне правой газеты Союза русского народа «Русское знамя», в которой прямо говорится:

«...Предпринято ли нами что-нибудь такое, чтобы отошедший в вечность старый "несчастный" 1916 год не вернулся снова, не воплотился в своего юного преемника со всеми прежними горестями и невзгодами, которыми сам он так щедро одарял нас изо дня в день, не зная ни жалости, ни пощады? Ровно ничего не сделано в этом направлении, ничего существенного не предпринято!»

Эти слова уже звучат как приговор.

Если верить газетам, на фронтах ничего существенного в начале января не происходило. Артиллерийские перестрелки. 13 немецких аэропланов бомбили станцию Родзивалов. Неподалеку от Риги, у Бабитского озера, немцы предприняли атаку на наши позиции, но она была отбита. На иных участках фронта, в Румынии и на Кавказе, без изменений.

Январская новость 1917 года: по приговору военного суда преданы расстрелянию 24 солдата 17-го Сибирского стрелкового полка, полк расформирован и переброшен на Юго-Западный фронт. И это лишь капля в море!

Летописные «заградотряды» являются изобретением времен Первой мировой. Вспомним о приказе командующего 8-й армией А. Брусилова от 15 июня 1915 года: «...нужно иметь особо надежных людей и пулемёты, чтобы, если понадобится, заставить идти вперед и слабодушных. Не следует задумываться перед поголовным расстрелом целых частей за попытку повернуть назад или, что ещё хуже, сдаться в плен».

Хотя нет никаких достоверных сведений о применении этого приказа на практике в 1915-16 годах, само его появление очень показательно.

Еще одно новшество эпохи, позднее подхваченное и использованное большевиками, – продразверстка. Ни Ленин, ни Троцкий к появлению продразверстки (как события, так и термина) не имеют ни малейшего отношения. Авторство принадлежит А. Риттиху, последнему министру земледелия Российской империи.

Продовольственная проблема особенно остро стояла в крупных городах – против довоенных времен цены на продукты взлетели в два-три раза, дефицит усиливался, невзирая на частные и неэффективные меры наподобие запрета отдельных губернаторов на вывоз хлеба из губерний, введение твердых цен или госзакупок.

Та прослойка крестьянства, которая при большевиках начала повсеместно именоваться «кулачеством», весьма патриотично придерживала хлеб в ожидании «настоящей цены» и в рассуждении потери рабочих рук от мобилизации (в целом по России на фронт ушло около 50% сельских мужчин).

Государство было обязано принять радикальные меры, но, как водится, мысль о военной мобилизации экономики и чрезвычайном изменении хозяйственной политики империи пришла слишком поздно и повлиять на неминуемое крушение монархии уже не могла.

Провал этой затеи был совершенно оглушительным. Помянутый выше М. Роздянко за считанные дни перед отречением Николая II докладывал императору:

«Разверстка, предпринятая министерством земледелия, определенно не удалась. Вот цифры, характеризующие ход последней. Предполагалось разверстать 772 млн пудов. Из них по 23 января было теоретически разверстано: 1) губернскими земствами 643 млн пуд., т. е. на 129 млн пудов менее предположенного, 2) уездными земствами 228 млн пуд. и, наконец, 3) волостями только 4 млн пуд. Эти цифры свидетельствуют о полном крахе разверстки».

Наверх уходят докладные такого содержания: «Среди крестьян царит убеждение, что чем больше задерживать у себя хлеб, тем больше правительство будет увеличивать твердые цены, а земским начальникам не нужно верить, так как они только обманывают народ», - как это предсказуемо, не правда ли?

Ожидание «настоящей цены» полностью обрушило любые надежды на абстрактные «патриотизм» или «самопожертвование» крестьянства ради победы в войне. Реальные же средства исполнения разверстки ради спасения оказавшихся на грани тотального голода городов изобретут только большевики в мае 1918 года с установлением «продовольственной диктатуры» - Российская империя справиться с продовольственным снабжением не сумела, да и не смогла бы из-за системного кризиса инфраструктуры и управления, наступившего зимой с 1916 на 1917 год...

Продуктовые карточки («продовольственные билеты») тоже появились в 1916 году.

Сначала по карточкам распределялся сахар, цены на который поднялись неимоверно: основные сахаропроизводящие мощности были сосредоточены в царстве Польском и попали под германскую оккупацию или находились в зоне боевых действий, что делало невозможным снабжение сырьем и вывоз готового продукта.

В тыловых губерниях (на Урале, в Уфе, Оренбурге) в некоторых рабочих поселках по таким билетам распределялась мука и соль – конечно, их можно было приобрести и по «рыночной» цене, но она превышала твердую цену весьма существенно.

Вернемся, однако, в январский Петроград. Охранное отделение – не без панических ноток – в начале месяца констатирует: «Настроение в столице носит исключительно тревожный характер».

19 января 1917 года руководству отправляется другой секретный доклад: «Рост дороговизны и повторные неудачи правительственных мероприятий по борьбе с исчезновением продуктов вызвали еще перед Рождеством резкую волну недовольства. Население открыто (на улицах, в трамваях, в театрах, магазинах) критикует в недопустимом по резкости тоне все правительственные мероприятия» - и есть обоснованные сомнения в том, что поголовно все представители «населения» были большевиками или эсерами. Недовольство принимает массовый характер, но руководство страны бездействует.

Даже представители высшего эшелона власти – к примеру, саратовский губернатор С.Д. Тверской – в частной переписке не стеснялись высказывать предположения о ближайшем будущем: «Что делается? Точно после 1905 года не прошло 11 лет. Те же персонажи, те же слова, с одной стороны, и тот же паралич власти. На местах опять земцы-дворяне ударились в политику. Опять звонкие резолюции о ненавистном правительстве и т. д. Ну, а дальше что? Дальше опять скажет слово мужичок или, вернее, сделает дело мужичок. Настроение прескверное.»

А что же большевики, спросите вы? Те самые, которые всего через 10 месяцев возьмут на себя ответственность за будущее? А ничего.

Сейчас, в январе 1917 года, их влияние на общество ничтожно, на уровне статистической погрешности – в Петрограде членов большевистской партии всего около двух тысяч. Тем более, что 2 января охранным отделением был арестован весь поголовно состав Петербургского комитета РСДРП (б).